Гримджо оглядел спальню. Мдааа… Ширмы с журавлями, тонкий футон с набивными колокольчиками, стойка с мечом, ниши для постельного белья и одежды, столик для письма, полки со свитками – ничего лишнего, все строго, аскетично, изыскано.
Расстелив возле футона принесенный коврик из мягкой шерсти (не на голом же полу лежать!), Гриммджо пристроился под бочок к Бьякуе и замурлыкал. Тепло, мягко, уютно. Перейдя в форму кота, Гриммджо положил голову на грудь Бьякуи и размурлыкался еще громче. Прямо на ухо Бьякуи.
Глава дома и аристократ в n-ном поколении сладко посапывал, не обратив внимания на гостя. И это в четыре утра, когда сам Гриммджо уже умылся, оделся, сделал свои кошачьи дела и пришел пожелать хозяину усадьбы доброго утра!
Хмыкнув, Гриммджо перебрался на грудь вышеозначенной особи, потоптался по предоставленным его лапам площадям (весьма скромным, по его мнению), улегся, свернулся в клубок и затарахтел, как трактор Беларусь.
От тяжести, давящей на грудную клетку, и вибрации типа взлета Боинга Бьякуя все-таки проснулся. Он бы проснулся и раньше, обычно он просыпался при малейшем шуме, но вчера тот же Гриммджо устроил показательные выступления в усадьбе в паре с Куросаки, выясняя, чей банкай круче, в результате пострадали несколько деревьев, халат хозяина дома и его же репутация, поскольку разбушевавшееся торнадо удалось утихомирить только с помощью Сенбонзакуры и только к полуночи, а не как обычно движением брови.
- И зачем ты меня разбудил? – вышеозначенная бровь показала зарвавшемуся коту истинное настроение капитана шестого отряда (утро добрым не бывает!).
- Нууу… погладить котика… покормить… пожелать удачного дня…
Вздохнув и скинув на футон нелегонького котэ, Бьякуя поднялся и прошествовал в ванную. После проведения
Котэ, плотненько перекусив и заначив в надежное место тормозок, превышающий сам завтрак раза в три, с чувством выполненного долга отправился досыпать в свои аппартаменты в маленьком садовом домике, предоставленным в его личное владение многострадальным хозяином поместья.
А Бьякуя, вздохнув, отправился наводить шороху в родной шестой отряд, где под горячую руку мог попасть кто угодно, начиная с нерадивых дневальных, и заканчивая Ренджи, опять испятнавшим кляксами очередной отчет главнокомандующему.
Спать уже не хотелось.