Мы пришли ниоткуда, и уйдем в никуда
23.04.2015 в 21:59
Пишет Санди Зырянова:Бордовая роза. Фанфик про Гриммджоу
Название: Бордовая роза
Автор: Санди
Пейринг/Персонажи: Ханатаро, Гриммджоу, немного Бьякуя, Унохана, Котецу и прочие.
Рейтинг: Р!кинк
Таймлайн: Зимняя война и вторжение в Уэко
Предупреждения: читать дальшебладплей, медицинские манипуляции. Ханатаро - dark-версия. Еще: автор в курсе, что Укитаке не Форкосиган, но отчего бы и не...?
Фанфик написан на ключ от Nezvaniy gost "Бордовая роза"
читать дальшеХанатаро беспокойно бродил по баракам четвертого отряда. Сегодня было не его дежурство, но Ханатаро был наделен особым даром – чем-то вроде предчувствия, и оно его ни разу не подводило. Что-то должно было случиться, причем со дня на день.
Конечно, сказал он сам себе, это война с арранкарами, что же еще?
Но в своем отряде поговорить об этом ему было не с кем: показать свое беспокойство младшим по званию означало потерять лицо, а старшие относились к молодому офицеру скорее как к ребенку – иногда милому, а иногда и надоедливому. Поэтому Ханатаро решил навестить Рукию-сан.
Однако в поместье Кучики было до странности пусто, и все то же предчувствие неотвратимого и страшного кольнуло особенно болезненно.
– Рукия ушла. В Мир Живых, навестить друзей, – холодно произнес капитан Кучики, скосив на Ханатаро глаз через плечо. Выражение этого глаза было совершенно нечитаемым.
– А… Абарай-фукутайчо?
– Тоже.
И Ханатаро понял, что ушли они не просто так, и окостеневшие, неподвижные скулы на осунувшемся лице капитана – тоже не просто так. У них задание. А капитан… капитан волнуется за них.
«Почему меня с ними не отправили? – грустно подумал Ханатаро. – Если у них такое опасное задание, что даже Кучики-тайчо волнуется, то им обязательно нужен целитель! Как же так?»
Но задавать этот вопрос капитану Кучики было бессмысленно, и тогда Ханатаро все-таки отправился к лейтенанту Котецу – поделиться своими соображениями. Она, как всегда, выслушала его, поговорила с ним, – как старшая сестра, утешающая ребенка, которому почудился Ао-бодзу…
Иногда ей и впрямь удавалось его утешить. Но не сейчас. Сейчас предчувствие беды становилось час от часу все сильнее.
Дня через три капитанов созвали на внеплановое собрание; Ханатаро сгорал от волнения и любопытства – ему казалось, что его предчувствия должны каким-то образом оправдаться, и представлял себе могучее тело лейтенанта Абарая, покрытое ранами… ранами, которые он, Ханатаро, непременно исцелит. Ханатаро обожал процесс исцеления, особенно когда приходилось вынимать Хисагомару, и кровоточащие раны, перечеркнутые его лезвием, на глазах затягивались.
Белая веснушчатая кожа. Черные татуировки. Алая кровь.
И затягивающиеся раны…
Прекраснее этого, про себя размышлял Ханатаро, только раненый капитан Кучики – белый как шелк, утонченный, безупречный в своей мужественности.
Какие же они красивые – шинигами из других отрядов. И их всех нужно лечить.
Мимо прошли еще два кандидата на исцеление – Укитаке и Кераку. Укитаке кашлял – Ханатаро еле сдержался, чтобы не броситься ему на выручку прямо сейчас, – а Кераку утешал его:
– Он справится. Он прекрасно справляется уже почти пятьдесят лет. А ты все эти пятьдесят лет о нем беспокоишься, Джууширо-кун. Я уже начинаю ревновать!
– Я его сэмпай…
– Бывший!
– Это не имеет значения, – Укитаке поднял голову, утирая окровавленный рот. – Знаешь, когда-то я думал, что быть наставником – это ужасно. Когда ты можешь только научить другого, но не сделать сам, и отправить кохая в бой, в котором должен был сразиться ты… Сейчас я знаю, что есть кое-что похуже. Проводить кохая в бой, понимая, что ты его еще не всему научил…
– Ты научил его главному. Он уже сорок пять лет как капитан! Он почти так же силен, как ты, у него достаточно опыта и рассудительности. К тому же с ними там Унохана-сэмпай…
«С ними? О чем это они?»
Ханатаро бросился к казармам своего отряда, взбежал по ступенькам, но у входа в капитанский офис его перехватила лейтенант Котецу.
– Ты уже знаешь, да? – спросила она без улыбки, как-то очень по-взрослому. – Мы идем в Уэко Мундо. Раздавить змею в ее норе! – узкая рука Котецу сжалась в кулак. – Идут капитаны и лейтенанты, но я рассказала капитану Унохане о твоем желании, поэтому ты тоже идешь с нами.
У Ханатаро даже дыхание перехватило от волнения.
– С нами идут капитаны и лейтенанты одиннадцатого, шестого и двенадцатого отрядов, – продолжала Котецу. – Ну, лейтенант шестого, как я понимаю, уже там…
Капитан Куроцучи как пациент не вызывал у Ханатаро никакого энтузиазма. Он казался какой-то жуткой ядовитой медузой, укутанной в капитанский хаори, и под маской Ханатаро представлялись студенистые жгучие щупальца. А вот Кучики Бьякуя… или мускулистый, загорелый, покрытый боевыми отметинами Кенпачи… Казалось, каждый шрам на их могучих телах гудел и рокотал о славных победах!
– Я спасу их всех! – выпалил Ханатаро и смутился.
– За этим мы туда и направляемся, – произнесла капитан Унохана, выходя из офиса на крыльцо.
…Девушка-шинигами из подразделения Ханатаро на прощание подарила ему розу.
***
Роза, спрятанная за пазуху, кололась и щекотала, но Ханатаро ее не бросал. Ему казалось, что эта роза связывает его со всем привычным, теплым и живым, оставленным в Сейрейтей. Здесь, в Уэко, все было даже не мертвым – просто неживым. Безжизненным. Песок шуршал и расступался под ногами, так что Ханатаро увязал в нем; небольшие деревца на поверку оказались кварцевыми, а противники, которых капитан Унохана тоже велела лечить, – Пустыми. Живыми мертвецами.
Не-мертвыми, поправил сам себя Ханатаро.
И вся его сила целителя как будто испарилась в этом неживом месте. Попытка спасти Кучики-сан с треском провалилась, наоборот, Ханатаро еще и рану получил. А больше никого раненого… стоп, Кучики-тайчо! Ханатаро налетел на него, как коршун на цыпленка, однако был разочарован.
Раздевать Кучики-тайчо и перечеркивать его горючие раны Хисагомару не довелось. У него были взрезаны сухожилия на руке и на ноге, а с этим Ханатаро справился и при помощи лечебных кидо. Правда, прикосновение к точеной капитанской ноге все-таки подарило укол удовольствия – острого, но слишком короткого… У капитана Кучики была слишком хорошая регенерация. Но из-за этого Ханатаро только разогрелся и теперь испытывал мучительное томление.
Он обернулся, осматриваясь… На сероватом песке почти не выделялась белая арранкарская форма, но багровое пятно наполовину впитавшейся крови трудно было не заметить. И Ханатаро поспешил к раненому арранкару.
Тот лежал неподвижно, и на секунду Ханатаро показалось, что он уже умер по-настоящему, готовясь возникнуть где-нибудь в семидесятых районах Руконгая, – у неживых обитателей Уэко улавливать биение их полу-жизни было трудно. Однако широкая грудная клетка едва заметно колыхнулась, мышцы на полуобнаженном животе чуть напряглись, – арранкар дышал. И Ханатаро принялся за дело.
Осторожно провел кончиками пальцев по мощной шее, на которой чуть-чуть качнулся кадык. Тронул выступающие ключицы. В ямке между ними скопился кровянистый пот; арранкар еле слышно не то вдохнул, не то захрипел – сил стонать у него не оставалось. Ханатаро отнял руку и успокаивающе погладил раненого по всклокоченным, влажным от пота синеватым волосам, по щеке.
Щека была обычной мужской щекой, – холодной и влажной, небритой и потому слегка колючей. А лицо раненого – обычным лицом, красивым и мужественным, только слишком бледным от потери крови; осколок костяной челюсти с острыми зубами ничуть не портил его. «Выглядит как доспехи», – подумал Ханатаро, отводя взмокшие пряди со лба.
На шее у арранкара зияла длинная рана – кто-то чудом не снес бедняге голову; через всю грудь шла другая рана, еще одна – чуть ниже, через живот; руки, ноги – ничего не осталось без глубоких порезов. Тот, кто сражался с этим существом, не убил его вовсе не потому, что плохо старался. Ханатаро ощутил знакомое покалывание в кончиках пальцев.
Сколько ран, и какое роскошное тело!
Мальчишеская внешность и наивные манеры Ханатаро обманывали всех. Может быть, кроме проницательного Кучики-тайчо, но Ханатаро старался поменьше попадаться ему на глаза. Нет, он искренне любил раненых и стремился их вылечить, он всегда радовался, когда после успешного исцеления пациент опять был, по изящному выражению Котецу, «как родной». Но куда больше Ханатаро любил минуты наедине с пациентом, когда можно было прикасаться к могучим телам бойцов, гладить, сцеловывать их пот и слизывать полузасохшую кровь, трогать бледноватые соски, ключицы, шевелить волоски, идущие от пупка к паху, и прикусывать страшные раны, вылизывая и высасывая сукровицу, так что губы после нее становились припухшими и терпкими, а во рту держался острый железистый вкус крови… И, наконец, активировать шикай Хисагомару.
А иногда, если повезет, тела раненых отзывались на его ласки…
Ханатаро вылизывал рану на шее арранкара. С самого начала было ясно, что рана эта – практически смертельная. И арранкар не умер только потому, что нельзя убить неживое. Лоб и скула Ханатаро терлись о щеку арранкара, и где-то в паху нарастало горячее возбуждение. Так… залить шею лекарством… и вниз, к груди… рельефной, широкой груди, упругой и жесткой от развитых мышц, почти безволосой, вспоротой чужим занпакто… Вкус кожи незнакомого арранкара показался Ханатаро особенным – соленым, пыльным, необыкновенно мужским, и сам этот арранкар, поверженный, не был ни жалким, ни униженным – он оставался непобежденным. На минуту Ханатаро даже порадовался, что на это существо не наткнулся капитан Зараки, иначе наверняка добил бы его, а потом разыскивал по всему Руконгаю – пост четвертого офицера в одиннадцатом отряде был все еще вакантен.
Ханатаро слизнул выступившие капельки крови, задержался губами на соске, нежно трогая его языком. Арранкар чуть слышно застонал; Ханатаро поднял взгляд – арранкар приоткрыл глаза.
Глаза у него были пронзительно-синие, холодные и бесстрашные. Глаза настоящего воина.
Ханатаро приподнял арранкара, осторожно стаскивая с него куртку.
– Привет, – заговорил он, зная по опыту, что раненых надо успокаивать. – Я седьмой офицер четвертого отряда, Ямада. Сейчас мы вас вылечим. Вот у вас на руке рана, и на другой руке тоже рана, сейчас я все забинтую, и будете вы как родненький, даже лучше прежнего! Не волнуйтесь…
– Ннойтора, – перебил его арранкар, хрипло выплюнув это имя с беспредельной ненавистью. – Где?
– Если вы о том странном типе, который дрался с капитаном Зараки, то он побежден. Не волнуйтесь, вас больше никто не обидит, пока вы не поправитесь, – заворковал Ханатаро.
– К черту, – выдохнул арранкар и уронил голову на пропитанный кровью песок. В груди у него что-то свистело и шипело – должно быть, у него были пробиты легкие. А может быть, дыра Пустого в центре живота мешала ему дышать? Ханатаро старался не прикасаться к ней – мало ли, вдруг Пустым это неприятно. Зато гладил сильные, мускулистые руки, наслаждаясь гладкостью кожи и мощью бицепсов. Развороченные ударами занпакто, эти руки оставались могучими, и как же приятно было коснуться их языком и вжаться губами в раны, сцеловывая кровавый пот…
У арранкара было ранено еще и бедро, и Ханатаро про себя вздохнул с облегчением. Вот это да! У него есть основания к тому, чтобы спустить широченные белые хакама и коснуться обнаженных бедер… А под хакама-то и нет ничего! Ну что с них взять – арранкары, никаких понятий о «гири», удивительно, как они с голой задницей, подобно сиримэ, не разгуливают… От паха арранкара шел густой, тоже очень мужской запах – не неприятный, как бывает от немытого тела, а именно мужской, крепкий запах свежего пота, молодости, возбуждения и крови; Ханатаро смущенно потупился, стараясь не смотреть на чресла своего невольного пациента, такие же сильные, мощные и скульптурно-красивые, как все в его теле.
Увидеть такую красоту ему доводилось редко.
Собственно, увидеть обнаженный член ему и так-то доводилось нечасто – раненые шинигами раздевались до фундоши, а этот бесстыжий арранкар, этот… хулиган! – еще и откровенно возбудился от прикосновений Ханатаро. «А что, если я его там потрогаю?» – подумал Ханатаро. Он тут же устыдился своей мысли: бедный арранкарчик, лежит раненый, умирающий, а я… – но рука сама собой протянулась, пошевелила синеватые волосы, кудрявившиеся над полушариями яиц, провела по шелковисто-гладкому стволу, задержалась на головке… Арранкар выдохнул и еле слышно застонал. Это определенно не был стон боли, – как стонут от боли, Ханатаро знал. А вот исторгнуть из груди раненого стон удовольствия ему еще не удавалось. Он погладил арранкара еще и еще раз, а потом, воровато оглянувшись, отставил коробочку с лекарствами, наклонился и коснулся головки губами. Облизал, почувствовав на языке солоноватую каплю, причмокнул, потом забрал всю головку в рот…
– Ульки… орра, – прошептал арранкар. И если имя Ннойторы он произнес с ненавистью, то сейчас в его голосе звучало что-то, очень похожее на… любовь? – Улькиорра…
Неужели арранкары могут любить?
Тело раненого содрогнулось, выплескиваясь в рот Ханатаро; тот сглотнул, наслаждаясь небывалыми ощущениями – солоноватым вкусом, ароматом сильного мужского тела, жаркими шепотом, пусть и предназначенным не ему, – и покраснел, поняв, что острый укол наслаждения не прошел для него даром. Его собственные фундоши промокли.
По телу разлилась блаженная усталость. Ханатаро выдохнул, обнажил Хисагомару. Арранкар снова приоткрыл глаза, усмехнулся.
– Давай, шинигами… Скорее…
– Сейчас, – машинально ответил Ханатаро; он еще тяжело дышал после оргазма. Внезапно до него дошло, что арранкар не знает о способностях его занпакто и думает, будто Ханатаро хочет его добить.
Что ж, такой небольшой клинок годился бы в качестве мизерикорда…
Тонкая красная черта прошла от шеи к животу, потом – по одной руке… по другой… по бедру… Количеством энергии, поглощенным Хисагомару, сейчас можно было бы одолеть кого-нибудь из младших номеров Эспады, – столько боли и страдания накопилось в теле арранкара. Ханатаро поднял коробку с лекарствами и вынул оттуда пузырек:
– Выпейте, арранкар-сан, это тонизирующее…
– Ксо, – грубо перебил его арранкар. – Шинигами, ты сдурел? Какого хрена?
– Я вас вылечил, – сияя как медный грош, произнес Ханатаро. – А теперь надо закрепить…
– Я спрашиваю, ты сдурел? Какого пса ты меня лечишь?
– Вы же ранены, – Ханатаро пожал плечами.
– Ксо, – только и сказал арранкар. Подумал и спросил: – А где Улькиорра?
– Не знаю, – честно ответил Ханатаро. – Но я найду его и тоже вылечу!
Арранкар опростал пузырек с тонизирующим питьем. Выглядел он все еще прескверно, но умирать уже не собирался. Даже попытался подняться, хотя это у него пока не получалось.
Ханатаро встал и потянулся. Роза, подаренная Юки-сан, опять кольнула его; он вытащил ее из-за пазухи, полюбовался. Арранкар с удивлением следил за ним. Подумав, Ханатаро рассудил, что существо, подарившее ему такие волнующие ощущения, заслуживает прощального подарка.
– Возьми, – сказал он, протягивая розу арранкару. Тот тупо уставился на нее – должно быть, в Уэко Мундо никто никогда не видел цветов. Но Ханатаро надо было спешить. В Уэко наверняка были еще раненые. Прекрасные, сильные, мужественные раненые… По крайней мере, этот Улькиорра, которого поминал его недавний пациент, уж точно был красавцем – раз такой великолепный мужчина желал его…
– Эй, ты! Шинигами! – хрипло крикнул арранкар, когда Ханатаро уже успел отойти на приличное расстояние. – Меня зовут Гриммджоу! Понял? Гриммджоу Джаггерджак, Секста Эспада!
URL записиНазвание: Бордовая роза
Автор: Санди
Пейринг/Персонажи: Ханатаро, Гриммджоу, немного Бьякуя, Унохана, Котецу и прочие.
Рейтинг: Р!кинк
Таймлайн: Зимняя война и вторжение в Уэко
Предупреждения: читать дальшебладплей, медицинские манипуляции. Ханатаро - dark-версия. Еще: автор в курсе, что Укитаке не Форкосиган, но отчего бы и не...?
Фанфик написан на ключ от Nezvaniy gost "Бордовая роза"
читать дальшеХанатаро беспокойно бродил по баракам четвертого отряда. Сегодня было не его дежурство, но Ханатаро был наделен особым даром – чем-то вроде предчувствия, и оно его ни разу не подводило. Что-то должно было случиться, причем со дня на день.
Конечно, сказал он сам себе, это война с арранкарами, что же еще?
Но в своем отряде поговорить об этом ему было не с кем: показать свое беспокойство младшим по званию означало потерять лицо, а старшие относились к молодому офицеру скорее как к ребенку – иногда милому, а иногда и надоедливому. Поэтому Ханатаро решил навестить Рукию-сан.
Однако в поместье Кучики было до странности пусто, и все то же предчувствие неотвратимого и страшного кольнуло особенно болезненно.
– Рукия ушла. В Мир Живых, навестить друзей, – холодно произнес капитан Кучики, скосив на Ханатаро глаз через плечо. Выражение этого глаза было совершенно нечитаемым.
– А… Абарай-фукутайчо?
– Тоже.
И Ханатаро понял, что ушли они не просто так, и окостеневшие, неподвижные скулы на осунувшемся лице капитана – тоже не просто так. У них задание. А капитан… капитан волнуется за них.
«Почему меня с ними не отправили? – грустно подумал Ханатаро. – Если у них такое опасное задание, что даже Кучики-тайчо волнуется, то им обязательно нужен целитель! Как же так?»
Но задавать этот вопрос капитану Кучики было бессмысленно, и тогда Ханатаро все-таки отправился к лейтенанту Котецу – поделиться своими соображениями. Она, как всегда, выслушала его, поговорила с ним, – как старшая сестра, утешающая ребенка, которому почудился Ао-бодзу…
Иногда ей и впрямь удавалось его утешить. Но не сейчас. Сейчас предчувствие беды становилось час от часу все сильнее.
Дня через три капитанов созвали на внеплановое собрание; Ханатаро сгорал от волнения и любопытства – ему казалось, что его предчувствия должны каким-то образом оправдаться, и представлял себе могучее тело лейтенанта Абарая, покрытое ранами… ранами, которые он, Ханатаро, непременно исцелит. Ханатаро обожал процесс исцеления, особенно когда приходилось вынимать Хисагомару, и кровоточащие раны, перечеркнутые его лезвием, на глазах затягивались.
Белая веснушчатая кожа. Черные татуировки. Алая кровь.
И затягивающиеся раны…
Прекраснее этого, про себя размышлял Ханатаро, только раненый капитан Кучики – белый как шелк, утонченный, безупречный в своей мужественности.
Какие же они красивые – шинигами из других отрядов. И их всех нужно лечить.
Мимо прошли еще два кандидата на исцеление – Укитаке и Кераку. Укитаке кашлял – Ханатаро еле сдержался, чтобы не броситься ему на выручку прямо сейчас, – а Кераку утешал его:
– Он справится. Он прекрасно справляется уже почти пятьдесят лет. А ты все эти пятьдесят лет о нем беспокоишься, Джууширо-кун. Я уже начинаю ревновать!
– Я его сэмпай…
– Бывший!
– Это не имеет значения, – Укитаке поднял голову, утирая окровавленный рот. – Знаешь, когда-то я думал, что быть наставником – это ужасно. Когда ты можешь только научить другого, но не сделать сам, и отправить кохая в бой, в котором должен был сразиться ты… Сейчас я знаю, что есть кое-что похуже. Проводить кохая в бой, понимая, что ты его еще не всему научил…
– Ты научил его главному. Он уже сорок пять лет как капитан! Он почти так же силен, как ты, у него достаточно опыта и рассудительности. К тому же с ними там Унохана-сэмпай…
«С ними? О чем это они?»
Ханатаро бросился к казармам своего отряда, взбежал по ступенькам, но у входа в капитанский офис его перехватила лейтенант Котецу.
– Ты уже знаешь, да? – спросила она без улыбки, как-то очень по-взрослому. – Мы идем в Уэко Мундо. Раздавить змею в ее норе! – узкая рука Котецу сжалась в кулак. – Идут капитаны и лейтенанты, но я рассказала капитану Унохане о твоем желании, поэтому ты тоже идешь с нами.
У Ханатаро даже дыхание перехватило от волнения.
– С нами идут капитаны и лейтенанты одиннадцатого, шестого и двенадцатого отрядов, – продолжала Котецу. – Ну, лейтенант шестого, как я понимаю, уже там…
Капитан Куроцучи как пациент не вызывал у Ханатаро никакого энтузиазма. Он казался какой-то жуткой ядовитой медузой, укутанной в капитанский хаори, и под маской Ханатаро представлялись студенистые жгучие щупальца. А вот Кучики Бьякуя… или мускулистый, загорелый, покрытый боевыми отметинами Кенпачи… Казалось, каждый шрам на их могучих телах гудел и рокотал о славных победах!
– Я спасу их всех! – выпалил Ханатаро и смутился.
– За этим мы туда и направляемся, – произнесла капитан Унохана, выходя из офиса на крыльцо.
…Девушка-шинигами из подразделения Ханатаро на прощание подарила ему розу.
***
Роза, спрятанная за пазуху, кололась и щекотала, но Ханатаро ее не бросал. Ему казалось, что эта роза связывает его со всем привычным, теплым и живым, оставленным в Сейрейтей. Здесь, в Уэко, все было даже не мертвым – просто неживым. Безжизненным. Песок шуршал и расступался под ногами, так что Ханатаро увязал в нем; небольшие деревца на поверку оказались кварцевыми, а противники, которых капитан Унохана тоже велела лечить, – Пустыми. Живыми мертвецами.
Не-мертвыми, поправил сам себя Ханатаро.
И вся его сила целителя как будто испарилась в этом неживом месте. Попытка спасти Кучики-сан с треском провалилась, наоборот, Ханатаро еще и рану получил. А больше никого раненого… стоп, Кучики-тайчо! Ханатаро налетел на него, как коршун на цыпленка, однако был разочарован.
Раздевать Кучики-тайчо и перечеркивать его горючие раны Хисагомару не довелось. У него были взрезаны сухожилия на руке и на ноге, а с этим Ханатаро справился и при помощи лечебных кидо. Правда, прикосновение к точеной капитанской ноге все-таки подарило укол удовольствия – острого, но слишком короткого… У капитана Кучики была слишком хорошая регенерация. Но из-за этого Ханатаро только разогрелся и теперь испытывал мучительное томление.
Он обернулся, осматриваясь… На сероватом песке почти не выделялась белая арранкарская форма, но багровое пятно наполовину впитавшейся крови трудно было не заметить. И Ханатаро поспешил к раненому арранкару.
Тот лежал неподвижно, и на секунду Ханатаро показалось, что он уже умер по-настоящему, готовясь возникнуть где-нибудь в семидесятых районах Руконгая, – у неживых обитателей Уэко улавливать биение их полу-жизни было трудно. Однако широкая грудная клетка едва заметно колыхнулась, мышцы на полуобнаженном животе чуть напряглись, – арранкар дышал. И Ханатаро принялся за дело.
Осторожно провел кончиками пальцев по мощной шее, на которой чуть-чуть качнулся кадык. Тронул выступающие ключицы. В ямке между ними скопился кровянистый пот; арранкар еле слышно не то вдохнул, не то захрипел – сил стонать у него не оставалось. Ханатаро отнял руку и успокаивающе погладил раненого по всклокоченным, влажным от пота синеватым волосам, по щеке.
Щека была обычной мужской щекой, – холодной и влажной, небритой и потому слегка колючей. А лицо раненого – обычным лицом, красивым и мужественным, только слишком бледным от потери крови; осколок костяной челюсти с острыми зубами ничуть не портил его. «Выглядит как доспехи», – подумал Ханатаро, отводя взмокшие пряди со лба.
На шее у арранкара зияла длинная рана – кто-то чудом не снес бедняге голову; через всю грудь шла другая рана, еще одна – чуть ниже, через живот; руки, ноги – ничего не осталось без глубоких порезов. Тот, кто сражался с этим существом, не убил его вовсе не потому, что плохо старался. Ханатаро ощутил знакомое покалывание в кончиках пальцев.
Сколько ран, и какое роскошное тело!
Мальчишеская внешность и наивные манеры Ханатаро обманывали всех. Может быть, кроме проницательного Кучики-тайчо, но Ханатаро старался поменьше попадаться ему на глаза. Нет, он искренне любил раненых и стремился их вылечить, он всегда радовался, когда после успешного исцеления пациент опять был, по изящному выражению Котецу, «как родной». Но куда больше Ханатаро любил минуты наедине с пациентом, когда можно было прикасаться к могучим телам бойцов, гладить, сцеловывать их пот и слизывать полузасохшую кровь, трогать бледноватые соски, ключицы, шевелить волоски, идущие от пупка к паху, и прикусывать страшные раны, вылизывая и высасывая сукровицу, так что губы после нее становились припухшими и терпкими, а во рту держался острый железистый вкус крови… И, наконец, активировать шикай Хисагомару.
А иногда, если повезет, тела раненых отзывались на его ласки…
Ханатаро вылизывал рану на шее арранкара. С самого начала было ясно, что рана эта – практически смертельная. И арранкар не умер только потому, что нельзя убить неживое. Лоб и скула Ханатаро терлись о щеку арранкара, и где-то в паху нарастало горячее возбуждение. Так… залить шею лекарством… и вниз, к груди… рельефной, широкой груди, упругой и жесткой от развитых мышц, почти безволосой, вспоротой чужим занпакто… Вкус кожи незнакомого арранкара показался Ханатаро особенным – соленым, пыльным, необыкновенно мужским, и сам этот арранкар, поверженный, не был ни жалким, ни униженным – он оставался непобежденным. На минуту Ханатаро даже порадовался, что на это существо не наткнулся капитан Зараки, иначе наверняка добил бы его, а потом разыскивал по всему Руконгаю – пост четвертого офицера в одиннадцатом отряде был все еще вакантен.
Ханатаро слизнул выступившие капельки крови, задержался губами на соске, нежно трогая его языком. Арранкар чуть слышно застонал; Ханатаро поднял взгляд – арранкар приоткрыл глаза.
Глаза у него были пронзительно-синие, холодные и бесстрашные. Глаза настоящего воина.
Ханатаро приподнял арранкара, осторожно стаскивая с него куртку.
– Привет, – заговорил он, зная по опыту, что раненых надо успокаивать. – Я седьмой офицер четвертого отряда, Ямада. Сейчас мы вас вылечим. Вот у вас на руке рана, и на другой руке тоже рана, сейчас я все забинтую, и будете вы как родненький, даже лучше прежнего! Не волнуйтесь…
– Ннойтора, – перебил его арранкар, хрипло выплюнув это имя с беспредельной ненавистью. – Где?
– Если вы о том странном типе, который дрался с капитаном Зараки, то он побежден. Не волнуйтесь, вас больше никто не обидит, пока вы не поправитесь, – заворковал Ханатаро.
– К черту, – выдохнул арранкар и уронил голову на пропитанный кровью песок. В груди у него что-то свистело и шипело – должно быть, у него были пробиты легкие. А может быть, дыра Пустого в центре живота мешала ему дышать? Ханатаро старался не прикасаться к ней – мало ли, вдруг Пустым это неприятно. Зато гладил сильные, мускулистые руки, наслаждаясь гладкостью кожи и мощью бицепсов. Развороченные ударами занпакто, эти руки оставались могучими, и как же приятно было коснуться их языком и вжаться губами в раны, сцеловывая кровавый пот…
У арранкара было ранено еще и бедро, и Ханатаро про себя вздохнул с облегчением. Вот это да! У него есть основания к тому, чтобы спустить широченные белые хакама и коснуться обнаженных бедер… А под хакама-то и нет ничего! Ну что с них взять – арранкары, никаких понятий о «гири», удивительно, как они с голой задницей, подобно сиримэ, не разгуливают… От паха арранкара шел густой, тоже очень мужской запах – не неприятный, как бывает от немытого тела, а именно мужской, крепкий запах свежего пота, молодости, возбуждения и крови; Ханатаро смущенно потупился, стараясь не смотреть на чресла своего невольного пациента, такие же сильные, мощные и скульптурно-красивые, как все в его теле.
Увидеть такую красоту ему доводилось редко.
Собственно, увидеть обнаженный член ему и так-то доводилось нечасто – раненые шинигами раздевались до фундоши, а этот бесстыжий арранкар, этот… хулиган! – еще и откровенно возбудился от прикосновений Ханатаро. «А что, если я его там потрогаю?» – подумал Ханатаро. Он тут же устыдился своей мысли: бедный арранкарчик, лежит раненый, умирающий, а я… – но рука сама собой протянулась, пошевелила синеватые волосы, кудрявившиеся над полушариями яиц, провела по шелковисто-гладкому стволу, задержалась на головке… Арранкар выдохнул и еле слышно застонал. Это определенно не был стон боли, – как стонут от боли, Ханатаро знал. А вот исторгнуть из груди раненого стон удовольствия ему еще не удавалось. Он погладил арранкара еще и еще раз, а потом, воровато оглянувшись, отставил коробочку с лекарствами, наклонился и коснулся головки губами. Облизал, почувствовав на языке солоноватую каплю, причмокнул, потом забрал всю головку в рот…
– Ульки… орра, – прошептал арранкар. И если имя Ннойторы он произнес с ненавистью, то сейчас в его голосе звучало что-то, очень похожее на… любовь? – Улькиорра…
Неужели арранкары могут любить?
Тело раненого содрогнулось, выплескиваясь в рот Ханатаро; тот сглотнул, наслаждаясь небывалыми ощущениями – солоноватым вкусом, ароматом сильного мужского тела, жаркими шепотом, пусть и предназначенным не ему, – и покраснел, поняв, что острый укол наслаждения не прошел для него даром. Его собственные фундоши промокли.
По телу разлилась блаженная усталость. Ханатаро выдохнул, обнажил Хисагомару. Арранкар снова приоткрыл глаза, усмехнулся.
– Давай, шинигами… Скорее…
– Сейчас, – машинально ответил Ханатаро; он еще тяжело дышал после оргазма. Внезапно до него дошло, что арранкар не знает о способностях его занпакто и думает, будто Ханатаро хочет его добить.
Что ж, такой небольшой клинок годился бы в качестве мизерикорда…
Тонкая красная черта прошла от шеи к животу, потом – по одной руке… по другой… по бедру… Количеством энергии, поглощенным Хисагомару, сейчас можно было бы одолеть кого-нибудь из младших номеров Эспады, – столько боли и страдания накопилось в теле арранкара. Ханатаро поднял коробку с лекарствами и вынул оттуда пузырек:
– Выпейте, арранкар-сан, это тонизирующее…
– Ксо, – грубо перебил его арранкар. – Шинигами, ты сдурел? Какого хрена?
– Я вас вылечил, – сияя как медный грош, произнес Ханатаро. – А теперь надо закрепить…
– Я спрашиваю, ты сдурел? Какого пса ты меня лечишь?
– Вы же ранены, – Ханатаро пожал плечами.
– Ксо, – только и сказал арранкар. Подумал и спросил: – А где Улькиорра?
– Не знаю, – честно ответил Ханатаро. – Но я найду его и тоже вылечу!
Арранкар опростал пузырек с тонизирующим питьем. Выглядел он все еще прескверно, но умирать уже не собирался. Даже попытался подняться, хотя это у него пока не получалось.
Ханатаро встал и потянулся. Роза, подаренная Юки-сан, опять кольнула его; он вытащил ее из-за пазухи, полюбовался. Арранкар с удивлением следил за ним. Подумав, Ханатаро рассудил, что существо, подарившее ему такие волнующие ощущения, заслуживает прощального подарка.
– Возьми, – сказал он, протягивая розу арранкару. Тот тупо уставился на нее – должно быть, в Уэко Мундо никто никогда не видел цветов. Но Ханатаро надо было спешить. В Уэко наверняка были еще раненые. Прекрасные, сильные, мужественные раненые… По крайней мере, этот Улькиорра, которого поминал его недавний пациент, уж точно был красавцем – раз такой великолепный мужчина желал его…
– Эй, ты! Шинигами! – хрипло крикнул арранкар, когда Ханатаро уже успел отойти на приличное расстояние. – Меня зовут Гриммджоу! Понял? Гриммджоу Джаггерджак, Секста Эспада!